Может, это было и правильно, и глубоко справедливо, но, Господи, до чего же мне этого не хотелось!

Глава 37

Несчастья сыпались одно за другим.

Выйдя от Бонанзы, Слоуп тут же пошел к адвокату, и нам с Блонди ничего не оставалось, как побрести за ним.

Блонди попытался уговорить нашего друга:

— Это хорошо, Слоуп, что ты хочешь сделать все по справедливости, только не стоит торопиться. Знаешь пословицу. «Поспешишь — людей насмешишь»? А ты, можно сказать, прямо с разбегу прыгаешь в пропасть!

— Знаю, — ответил тот. — Но я должен это сделать. Я знаю, как мне поступить.

Он был счастлив, как ребенок, когда вокруг совершается что-то хорошее, вроде убранства дома еловыми ветками, хотя от них только одни хлопоты: усеивают весь пол иголками. А дети стоят рядом с глупыми улыбками и ждут подарков. Вот такая улыбка была на лице нашего олуха, хотя он не ждал никакого подарка. Для себя он никогда ничего не ждал.

Потом мы сидели в конторе адвоката, пока он составлял документ под названием «Передача имущества». В нем было много разных слов, которые повторялись тысячу раз, но я запомнил только то, что этот документ начинался со слова «Поскольку». Оно было написано большими буквами с завитушками самыми что ни на есть черными чернилами. У меня чуть сердце не остановилось, когда я его увидел, но мы с Блонди могли лишь беспомощно смотреть на все это.

Затем у Блонди появилась идея. Он подсел к столу и составил пару других бумаг, по которым мы с ним передали половину наших долей в Кристабеле Слоупу, потому что он отписал мистеру Мильтону две трети своей доли, то есть целую половину всего участка!

Видите, как сложно все шло, и при этом вокруг нас, как москиты, вертелась целая куча черных «поскольку»! Одного этого хватило бы, чтобы заболеть, и я, по-моему, заболел. Я разделил двадцать тысяч на два. Это оставляло мне, как говорили деловые люди, десять тысяч или, может, больше, если прииск окажется богаче, чем его оценивали до сих пор. Десять тысяч, конечно, целая куча денег. Это было очень много. Но меня ужасно беспокоили не сами деньги, а суть вещей. Я имею в виду, что, когда вы ни с того ни с сего отдаете кому-то что-то, это неправильно и ненормально.

Но именно эти вещи нисколько не беспокоили Слоупа. Он знал свое дело и вел его упрямо, как бык. Когда Дюган считал, что он прав, его уже было не свернуть. Наш упрямец с радостью прыгнул бы со скалы, если бы забрал в свою тупую башку, что это принесет кому-нибудь пользу.

Его беспокоило только то, что мы с Блонди израсходовали нашу часть на этот идиотский подарок Мильтону, потому что считал, что должен сделать его только за свой счет.

Но Блонди возразил:

— Нет, мы тоже собираемся поступить по-честному, я и малыш. Это не значит, что мы думали влезть в это дело так быстро. Мы хотели все как следует и не торопясь обдумать. Нам кажется неправильным устраивать эту чертову спешку, когда отдаешь миллион долларов. Но если ты на этом настаиваешь, мы внесем нашу долю.

Слоуп кивнул, он находил, что именно так и нужно поступить. И что, вы думаете, сказал? А вот что:

— Мне не очень нравится, что вы лишаетесь ваших денег, но, в конце концов, лучше быть честным, чем наоборот. Я уверен, честность всегда вознаграждается.

Я уже не знал, смеяться мне, плакать или просто ругаться, слушая, какую чушь он несет. И при этом у него был такой добрый, торжественный вид, как у женщины, которая улыбается своему краснолицему ребенку, который еще ни на что не похож.

Плохо то, что Дюган захотел немедленно встретиться с Джо Мильтоном и отдать ему эту половину Кристабеля. Он, видите ли, не мог терпеть ни минуты! Тогда Блонди, у которого лицо сморщилось, будто он съел лимон, взял да засунул все три эти «передачи» в один большой конверт и положил его в карман Слоупа. Потом мы втроем отправились домой.

Мне поручили найти Мильтона и сообщить ему замечательную новость, что денежки его дожидаются.

Могу сказать, мне это задание понравилось, как кошке — мокрые лапы, но делать было нечего, я оседлал Екатерину Великую и поскакал.

Честное слово, стоило мне влезть в седло и ощутить под собой ровный, скользящий галоп Кейт, как с моей души словно сдуло все наши неприятности. Я с удовольствием смотрел на ее маленькую аккуратную головку, когда она покачивала ею из стороны в сторону, и маленькие красные ушки, которые так и двигались то вперед, то назад.

Господи, что это была за лошадь! И с гордостью могу вам сказать, что она не только была, а есть! Потому что в любой момент могу выглянуть в окно и увидеть, как она пасется себе на холме и ставит эти ушки топориком, а ее редкая грива развевается на ветру. И это вам не картинка — самая что ни на есть живая, настоящая лошадь!

Так что я себя отлично чувствовал, пока добирался до Мильтона. По дороге мне встретился мужчина, который вел под уздцы ослика, до того нагруженного, что у него из-под поклажи виднелись только четыре копытца. Хозяин не подгонял его, а просто шел себе за ним задумчиво, наверное полагаясь на чутье животного.

Этот человек остановился и подробно объяснил мне, как найти заброшенный прииск. Мы поехали под соснами — моя кобылка мягко ступала по толстой подстилке из иголок — и вскоре оказались на поляне, где стояла развалюха под односкатной крышей, а над ней из скособоченной трубы вился курчавый дымок. Перед домом за большим пнем сидел мистер Мильтон и играл в карты с ужасно серьезным видом.

Я остановил гнедую под деревьями на опушке и стал наблюдать за ним. Лично я в карты никогда не играл, хотя видел много всяких игр, но даже не предполагал, что можно играть с самим собой!

Мильтон сдал по пять карт, но не заглянул в лежащие перед ним, а сначала поднял и посмотрел те, что были напротив. Я сидел на Кейт, которая — умница! — затаилась, как мышка, пока он так проделал раз шесть, хмурясь и недовольно покачивая головой. У него, видимо, все пошло нормально, потому что Мильтон ухмыльнулся, закивал седой головой и, похоже, успокоился.

Пока он сосредоточенно играл, подмигивая самому себе, я решил, что все-таки это странно, что человек вот так беззаботно практикуется в карточной игре, будто у него голова не болит о чем-то более важном, например о половине Кристабеля!

Я громко его окликнул. Он мгновенно обернулся и, одним движением неизвестно откуда выхватив кольт, припал к земле и навел его прямо на меня!

Мое сердце чуть не выскочило, поверьте!

— Эй, мистер Мильтон, — крикнул я. — Вы, кажется, не поезд и даже не почтовый дилижанс, а я не разбойник, который хочет его ограбить, потому что он набит деньгами!

Увидев, что это только я, он встал и отряхнулся. Потом вроде как засмеялся и объяснил:

— Эх, сэр, я столько времени провел среди подлых мексиканцев на Рио-Гранде, что даже теперь поневоле опасаюсь любой неожиданности! А ты, парень, уж очень неожиданно закричал! — Он выпрямился и снова засмеялся.

У него был хороший, прямой взгляд. Я не мог устоять и рассмеялся с ним за компанию.

— Вы так долго были на Рио, что в один прекрасный день, глядишь, и сами перестреляете кучу людей, не подумав, — отозвался я.

Он серьезно кивнул:

— Да, пожалуй, мне стоит последить за собой. — Потом спросил: — Ты давно там стоишь со своей лошадью?

— Я-то? Да минут десять. Смотрел, как вы сами с собой играете в карты.

— Видишь ли, это очень интересная игра, — сообщил он, глядя мне в глаза. — Но она требует умения.

— Да, я это видел.

— Если хочешь, я научу тебя как-нибудь, когда у меня будет время, — предложил Мильтон.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Но как-то не хочется брать карты в руки, пока у меня есть деньги. А когда они перестанут водиться, я у вас поучусь.

Он усмехнулся:

— Ты не первый, кто надеется на карты. Но вот что я тебе скажу, паренек. Будь честным, и ты всегда окажешься в выигрыше.

— Так-то оно так, — согласился я, — да только от честной работы бывают мозоли на руках, горбатая спина и плохое зрение.